Кнехты сделали свое дело и сейчас спускались с горы. Это были те шестеро, что ворвались в дом Ханны и Гримара. Они выполнили приказ и теперь могли ехать дальше. Их задание было самым опасным; Хемминг призывал остерегаться Ханны.

Голоса их эхом отдавались в пустотах ледника.

— Тьфу! — сказал младший. — Ерунда! Какая-то там старуха!

Рыжий кнехт заржал:

— А вы видели, как я продырявил старикашку?

— Ага, но старуха была просто омерзительна, — неторопливо проговорил старший. — Когда я увидел ее, невольно остановился. Настоящая ведьма.

— Я тоже опешил, — добавил другой. Он был так толст, что снаряжение расходилось по швам. — Никогда не видел такого страшилища.

Некоторое время они шли молча. Казалось, долина была полна привидений, колдунов и ведьм. В голову лезли всякие неприятные мысли. Кнехты поежились.

— И она совсем не испугалась, — сказал тот, кого звали Виллиберт. — А вы видели, как ведьма стояла у огня и ухмылялась? Едва держалась на ногах, а ведь стояла, чертовка. Будто специально нас поджидала.

— А что за ногти! — добавил шестой, всеобщий любимец. — Когда она царапнула меня, я подпрыгнул чуть не до потолка! У нее вид как у полусгнившего трупа.

— Да, старуха и меня оцарапала. Как раз тогда, когда мы ее выволакивали на улицу. До сих пор чешется.

— У меня тоже чешется. Ведь и я прикасался к ней.

— А я брал ее за руку. И меня словно что-то царапнуло. Один раз, но очень больно.

Оказалось, что все кнехты прикасались к старой Ханне, и это прикосновение было просто отвратительным. Старуха была ведьмой, и ее должно было сжечь. Но очаг в доме был слишком мал.

— А вы слышали, что она сказала, когда мы бросили ее во дворе и разожгли, наконец, костер?

— Нет.

— «Теперь они уже далеко», — пробормотала она. — Интересно, кого она имела в виду?

— Может, другой какой колдун сбежал от костра?

Надеюсь, его поймали. Но это уже не наше дело. А вид у нее был торжествующий.

— Да, но мы с ней разделались.

Снова помолчали. Все произошедшее ярко встало перед глазами.

Они снова вышли на открытое пространство. Летняя ночь была светла, воздух прозрачнее, чем в долине.

Все молча шли вперед. Младший почесал руку:

— Черт, как чешется!

Чуть погодя остановился второй, рыжий:

— Погодите, я не могу так быстро!

— Ну что там еще? — недовольно спросил старший.

— Я, кажется, заболел. Весь горю.

Младший завернул рукав и посмотрел на руку:

— О Боже, нет, вы только посмотрите!

На руке появилась ужасная опухоль. Остальные, увидев это, в ужасе попятились.

— Черт возьми, это оспа!

— Да нет. Это не оспа. И не чума. Посмотрите, эти нарывы немного больше. Я… я не знаю, что это.

Кнехты пошли дальше. Теперь все сторонились младшего. Трава, по которой они ступали, что-то угрожающе шептала и недовольно шелестела, будто не хотела, чтобы эти люди ступали по ней.

— Подождите! — закричал рыжий. — Я больше не…

— Ну что там еще?

— Я весь горю… как в печи у Дьявола. Смотрите! Мои руки! Они сплошь покрылись этими ужасными нарывами. Подождите! Да подождите же! Куда вы? Помогите мне, помогите!

Рыжий пробовал бежать за остальными, но вскоре вынужден был остановиться. Схватился за сердце.

Немного постоял и побрел дальше. Остальные были далеко. Ему показалось, что товарищи превратились в маленькие, почти неразличимые точки. Рыжий жалобно посылал им вдогонку проклятия.

На небе показалась луна. Рыжий едва переставлял ноги. Шлем он давно бросил, голову жгло, в ней словно что-то стучало и шумело. Страх заполнил все его существо. Мужчина закатал рукава. Нарывы покрыли уже все тело, появились даже на лице. Все ужасно чесалось.

Он закричал:

— Подождите! Да подождите же меня! Не уходите!

Но его никто не слышал. А если бы и слышал, то вряд ли бы остановился.

Вдруг рыжий увидел кого-то на склоне.

Это был младший. Мертвые глаза уставились в небо. Лицо покрыто водянистыми нарывами.

Рыжий пронзительно закричал и из последних сил двинулся дальше. Вскоре он схватился за горло и упал на колени, потом ткнулся лицом в землю.

Остальные бежали без оглядки, подгоняемые страхом. Толстый сдался, когда они миновали болото.

— Я заразился! — в панике закричал он. — Смотрите! Смотрите! Это чума! — Он пытался содрать с рук нарывы.

— Нет, — прошептал старший. — Это не чума. Чума не может проявиться так быстро. Это другая болезнь! Это она, ведьма, царапнула нас! Она наслала на нас болезнь, это ее колдовство!!!

— А я не заразился, — воскликнул Виллиберт. — Смотрите! У меня руки чистые. Я почти не касался старухи. Я не умру.

— И я, — сказал красавчик. — Я ничего плохого ей не сделал, вы все тому свидетели. Я был добр к ней, я ни в чем не виноват.

Старший чувствовал себя плохо. Но он боялся сказать об этом вслух.

— Я спасусь! — как заклинание, повторял красавчик. — Не подходи, — крикнул он толстому. — Это ты виноват…

— Заткнись, — ответил толстый. — Все мы одинаково виноваты.

— Неправда! Во всяком случае не я.

У красавчика тоже все чесалось. Ничего страшного. Это просто самовнушение, он просто боится, что и у него появятся те же симптомы. Ведь он не сделал старухе ничего плохого. Ну, подумаешь, ударил разок. Это ведь не считается…

— Нет, не убегайте, — скулил толстый. — Помогите! Да помогите же!

Но его никто не слышал. Он остался один, совсем один лицом к лицу со страшной, мучительной смертью.

Назад не вернулся никто.

Идти через ледник было очень трудно. Силье ужаснулась, когда они вышли из расселины. Перед ними простиралась беспорядочно вздыбившаяся белая масса, с торчащими белыми зубьями, чем-то напоминавшая русло высохшей реки. И ни одной тропки, ни травиночки. На небе появился серебристый серп восходящей луны, и ледник засверкал и заискрился как драгоценные камни.

Переход через перевал Силье никогда не забудет, это она знала точно. Отчаяние и безнадежность охватили ее. А она все ковыляла вперед, постоянно следя, как бы с детьми чего не случилось. Лив шла в полусне; она не проснулась даже, когда споткнулась. Упав, так и осталась лежать в холодном снегу, тихо посапывая. Пришлось с болью в сердце привязать ее к лошади. Бедное животное! А если лошадь провалится в какую-нибудь яму или ее понесет… что будет с девочкой? Но брать ее на руки было некому. Тенгель держал в одной руке посох, а другой вел лошадь; Силье несла вещи и следила за старшими детьми.

Суль и Даг оказались на удивление выносливы. Все проявляли большую осторожность, хотя им не терпелось поскорее миновать этот участок пути. Тенгель тщательно рассчитывал каждый шаг.

И еще этот вечный страх преследования. Они постоянно оглядывались назад, но ледник был безлюден, и только их собственные следы узкой голубоватой лентой вились по снегу.

Через ледник шли всю ночь и наконец спустились вниз на неприветливое, болотистое плато. Кругом сплошные топи и редкие карликовые березки.

Но вот ледник кончился. Они дошли до широкой реки. Начало светать. Облака закрыли небо, поэтому было все еще довольно темно. Дети нуждались в отдыхе. Но они все же прошли дальше, до небольшой долины, где можно было спрятаться. Силье достала одеяла, и все легли, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то укрыться от холодного утреннего ветра.

Дети заснули мгновенно.

Силье обняла их. Тенгель устроился рядом.

— Я даже не подумаю благодарить Бога за наше спасение, — прошептала она.

— Почему?

— Знаешь, я никогда не могла понять людей, спасшихся после катастрофы. Бог простер свою длань и защитил нас, говорят они. А над всеми остальными? Это просто верх самодовольства думать так. Получается, что спасшиеся чем-то лучше тех, которые погибли! Лучше я помолюсь за упокой душ тех, кто остались там, в долине. Разве это не будет справедливее?

— Ты права, — согласно кивнул он. — Но ты никогда не была самодовольной, Силье. Всегда думала сначала о других, потом о себе. Бог ли позаботился о нас или кто другой, но я благодарен за то, что мы все спаслись. Опасность еще не миновала, но самое главное, что все мы живы. Все пятеро.