Словно отвечая на его мысли, девушка сказала:

— Видишь ли, мне достаточно прикоснуться к тебе, и я сразу могу определить, болен ты или нет. Даже по запаху. Тенгель тоже так умеет.

— Так это вы — Суль? Малыш рассказывал мне про вас.

— Только, пожалуйста, не говори мне «вы». Я еще не так стара. Тенгель — мой дядя. Он и Силье заботится обо мне и о Даге — ну, о том, что живет в Гростенсхольме. Мы у них уже давно. И они очень любят нас. Даже настоящие родители не смогли бы полюбить нас сильнее. Иногда меня ругают. Конечно, я не такая хорошая, как Даг. Но я знаю, что Силье с Тенгелем любят меня, потому и ругают. Я довольно своенравна и почти всегда делаю то, что хочу.

Йохан приподнялся на локте. Можно начинать допрос. Сама напросилась.

— Ты говоришь, у тебя необычайно чувствительные руки. Но почему?

— Мы унаследовали эту способность от наших предков, — охотно ответила девочка.

Йохан решил рискнуть.

— Знаешь, у меня что-то случилось с рукой, не чувствую ее от кисти до локтя. Кожа прямо как мертвая.

Он солгал, но пора было приступать к делу, начать собирать доказательства. У всех ведьм на теле был такой участок кожи. Так Сатана помечал своих слуг. Девчонка, верно, станет более откровенной, увидев, что между ними есть что-то общее.

— Как странно! И что, ты совсем ничего не чувствуешь? — с вежливым интересом спросила она.

— Нет.

Неожиданно Суль здорово ущипнула его и Йохан едва удержался от крика.

— Нет, ничего, — солгал он.

— А ты не так уж безобразен, — оценила она. — Тебе бы волосы подлиннее да не такие узкие, злые губы. Тогда тебя можно было бы назвать красивым. Хотя, конечно, до Клауса тебе далеко. Он работает на усадьбе. Знаешь, иногда мне кажется, что я влюблена в него. А ты когда-нибудь влюблялся? Я что-то никак не могу понять — люблю я его или нет. Как ты думаешь?

— Не слишком ли ты молода для любви? — спросил он, думая о чем-то своем. Лично ему Клаус не понравился.

— Мне уже почти пятнадцать.

«О Боже! Так она еще совсем ребенок! Но в ней удивительным образом сочетается молодость и зрелость».

— Твой брат сказал, ты занимаешься колдовством?

— Аре, что ли? Да он что угодно наболтает. Подержи-ка свечу, я кое-что покажу тебе.

Суль взяла пирожок и положила его на ладонь. Прикрыла другой рукой, отвлекая в это время внимание Йохана разговором. И вдруг раз — и пирожок исчез.

По спине Йохана пробежал холодок. Если это не колдовство, то что же это такое?

— А теперь смотри, как это получилось, — смеясь, Суль приступила к объяснениям. Медленно повторила фокус, и Йохан покраснел от стыда. Как все просто! И никакого колдовства.

Он вздохнул с облегчением. Простите, господа судьи, но я ошибся. Я ведь впервые вышел на охоту за ведьмами.

Каждый раз, когда его коллеги обнаруживали очередную ведьму, они устраивали большой праздник. Йохан всегда дрожал от радостного возбуждения, слыша весомые слова приговора — или пытка, или костер.

Справедливость торжествовала. Он сжал губы. В борьбе за правое дело нельзя быть слабым!

В комнату вошла молодая красавица-хозяйка. Отругав девочку, извинилась перед Йоханом за вторжение и увела дочь.

Йохан откинулся на подушки. Без девочки комната опустела, стало как-то одиноко.

«Тебя можно было бы назвать красивым».

Такое, верно, никто еще не осмелился сказать страшному судье инквизиции.

Странно, но эти слова согревали. От них веяло почти таким же теплом, что и от костра, на котором сжигают ведьм.

На следующий день Йохан решил встать с постели и настоял на своем. Выйдя на лужайку перед домом, он вдруг увидел массу народа. Некоторые были одеты хорошо, на других — одни лохмотья. Среди толпы выделялось несколько аристократов.

Силье тоже вышла из дома вслед за Йоханом.

— Что случилось? — Йохан был ошеломлен.

— Случилось? Что вы имеете в виду?

— Откуда тут столько народа?

— Ах, это! Они приходят каждый день. Лечатся.

— Разве ваш муж не лечит только богатых?

— Вовсе нет. Высший свет — только маленькая часть его работы. В основном, лечит тех, кто приходит сюда.

— Как же он умудряется лечить такое количество народа? Откуда взять столько времени?

— Старается изо всех сил, — устало молвила Силье. — Очень устает. Я так волнуюсь за него. Он совершенно измотан.

Да, Йохан и сам видел — изможденное лицо, распухшие и покрасневшие глаза Тенгеля, словно в них песок насыпали.

— Он что, такой богатый, что ему не нужны деньги? Зачем лечить бедняков? Что они могут ему дать?

— Тенгель ничего с них не берет. Но люди все равно приносят — кто яйцо, кто плетеную корзинку… Видите ли, им так хочется заплатить, что они несут сюда самое ценное, что у них есть.

Йохан ничего не понимал. И все равно: сочувствию в его сердце места нет! Суду нужны доказательства.

— Фру Силье, я хотел бы сходить завтра на службу вместе с вашим мужем — если можно, конечно, — хитро добавил он.

На лице женщины промелькнула быстрая, немного грустная улыбка.

— Вы можете пойти с нами. Муж не пойдет.

— Почему?

— А вы не понимаете? Я хочу, чтобы он был жив. Лечение отнимает много сил. Кладя руки на больных, он отдает им свою энергию и очень переживает, если не может помочь, а такое иногда случается. Ему приходится заботиться и о запасах трав. Часто, особенно зимой, трав не достать. Поэтому выходной он проводит в кровати и все воскресенье спит как убитый. По-моему, важнее лечить несчастных, чем дремать на церковной скамье.

— Но ведь слово Божие проходит мимо него! Как можно!

— Не думаю. Да и в церковь он не ходит не только поэтому. Однажды, когда мы жили еще на севере, он пошел вместе с нами в церковь, но его не пустили. Люди кричали, что это злой дух во плоти. И все из-за внешности. А что он может поделать? Если б вы знали, герр Йохан, как это ужасно. Думаю, он боится повторения этой истории. У них с Суль своя молитва. В лесу они беседуют с Богом и молятся напрямую, без посредников. Посредник им ни к чему. Так они считают.

— Впервые слышу о таком. А что, девочка тоже не ходит в церковь?

— Нет. У нее необузданный нрав. Она сторонится людей.

— Что, в ней… поселился злой дух?

— В Суль? — Силье засмеялась. — Нет, но она очень самостоятельна. Делает только то, что хочет. Может прямо во время службы сделать какое-нибудь едкое замечание.

Силье прочитала молитву о прощении. Но она говорила правду. Тенгель действительно был близок к Богу, часто возносил молитвы.

А вот Суль…

Даже десять диких лошадей не смогли бы затащить ее в церковь. Никто не знал, во что она верит. А все Ханна, это ее влияние. Та-то точно поклонялась Дьяволу, к церкви относилась с пренебрежением. И сколько Силье ни пыталась наставить Суль на путь истинный, та отказывалась слушать, замыкалась, уходила в себя.

Не раз вспоминала Силье слова Ханны:

«Суль — путь в никуда. Только вы с Тенгелем продолжите род Людей Льда».

Суль, девочка моя, что-то тебя ждет? Может быть, мы слишком мягки с тобой? Может тебя надо наказать как следует? Но ведь это опасно. Пожалуй, никого из детей не ругали так, как Суль. Но с этим пришлось покончить, потому что Суль пыталась мстить. В ее присутствии вещи начинали ломаться, словно предупреждая родителей об опасности. Один только Тенгель знал, как она это делает, но не мог совладать с ней, так как его злой дух был погребен в самых глубинах души. Да он и не хотел пользоваться им.

Когда Суль ругали, она очень возбуждалась, нервничала.

— Если б я могла сама собой распоряжаться, — сказала она однажды, — я бы не стала спрашивать, что другим нравится, а что нет. Но я люблю вас, поэтому изо всех сил пытаюсь быть похожей на остальных. А вы только ругаете меня.

И им пришлось отступить. Силье и Тенгель знали, как ей нелегко приходится. И решили согреть ее своей любовью.

Отослать куда-нибудь Суль было невозможно. С ними ей жилось спокойно, тут она была в безопасности. Если бы ее начали дразнить чужие, о последствиях даже страшно было подумать. Она ведь такого могла натворить!